Ленд-лиз дал 8000 тракторов. Тухачевский считал, что производство одного танка равняется производству двух тракторов

[245]

.

Значит, затраты на выпуск 8000 тракторов равняется затратам на 4000 танков. В свежей 5 гвТА накануне Прохоровского боя было 850 танков. 1-я танковая армия накануне Берлинской операции 16 апреля 1945 года имела 709 боевых машин. 2-я танковая армия на тот же день имела 667 боевых машин.

Значит, 4000 танков это пять танковых армий. Вычтите танковые армии из окружения и штурма Берлина (в нем участвовали четыре ТА из имеющихся шести).

Каким был бы результат?

Еще неочевидная страница американских поставок: для обработки погона башни Т-34-85 был нужен карусельный станок диаметром базы в 1600 мм. Такие имели всего два танковых завода: Кировский (целиком загруженный производством КВ и отрезанный блокадой) и № 112. В СССР такое оборудование не производилось. Единственный выход виделся в закупках карусельных станков в Великобритании (фирма «Лоудон») и США («Лодж»). Их прибытие оттуда ожидалось не ранее февраля 1944 года. В результате первый танк Т-34-85 покинул цех завода 183 только 15 марта 1944 года

[246]

.

А если в истории-без-лендлиза у СССР меньше танков, значит, и его стратегия была бы менее наступательна. Тогда и у Германии не было бы острой потребности в создании оборонно-противотанкового «тигра». И вместо этой сложной, новой и дорогой машины можно было бы наращивать массовое производство Т-4 с длинной пушкой

[247]

. И вместо кризисных «тигровых батальонов» росло бы число танковых дивизий прорыва.

Еще «деталь»: к 1945 году 9000 «катюш» стояло на американских студебеккерах (на советских грузовиках только 600).

Пресловутая «тушенка» была не менее важна. Норма питания для солдат в сутки составляла 2659 калорий (для тех, кто не был на передовой) и 3450 калорий для тех кто на линии фронта. Так вот, в 1942–1943 гг. каждый советский солдат в своем рационе имел 1162 калории, полученные через ленд-лиз, а со второй половины 1943 и в 1944 году — 2014 калорий

[248]

.

Мог бы произвести эти продукты сам СССР? Возможно. Но тогда еще многие тысячи людей остались бы в сельском хозяйстве

[249]

и в пищевой промышленности не смогли бы быть в действующей армии. Кроме того, каждая открываемая банка американской тушенки весомо и наглядно показывала: «мы не одни!» и, значит есть другие мотивы для сопротивления гитлеризму, кроме защиты власти товарища Сталина.

Вот страничка экономики войны.

Один зенитный снаряд стоил 80 долларов (в ценах 1940-х годов).

Чтобы сбить один союзный бомбардировщик в небе Германии (то есть стратегический высотный бомбардировщик, а не фронтовой), нужно было выпустить снарядов на 107 000 долларов (то есть обменять около 5 000 снарядов на один самолет)

[250]

.

В 1944 году стоимость американского бомбардировщика Б-17 — 204 370 доллара; бомбардировщика Б-24 «Либерейтор» — 215 516 долларов.

Таким образом, затраты на зенитные снаряды составляли половину стоимости самого самолета.

Потери 8-й воздушной армии США, воевавший в Европе, составили 2112 «Либерейторов»

[251]

(47 500 человек — это потери 8 ВА, из них более 26 000 лётчиков, штурманов и воздушных стрелков погибло)

[252]

. Всего в Европе и Средиземноморье были потеряны 10

152 тяжелых бомбардировщика этих двух типов (из 31 231 произведенных).

То есть тех средств, которые Германия потратила на снаряды для американских бомбардировщиков, хватило бы на постройку ею самой 5000 тяжелых бомбардировщиков класса «урал-бомбер» Не-177.

Обычные фронтовые самолеты стоили много дешевле: Юнкерс-52 стоил 62 000 долларов, истребитель Ме109Е — 84 000.

Это означает, что на деньги, потраченные на зенитные снарядов против американских бомберов, можно было бы произвести 10 400 мессершмиттов (в реале всего их было произведено около 32 500 штук). Повлияло бы увеличение числа немецких истребителей на треть на ситуацию на советском фронте?

[253]

Но ведь оборона от англо-американской авиации включала не только затраты на снаряды. Еще были траты на сами зенитки (10 000 зенитных орудий защищали небо над «рейхом»), на локаторы, прожектора, бомбоубежища и т. п

[254]

. Все эти материалы, трудочасы, финансы, команды могли бы работать на Восточный фронт.

Имперский министр вооружения Шпеер в своих мемуарах пишет:

Плюс к этому необходимость постоянной защиты территории самой Германии от налетов привело к тому, что все большее число истребителей оставались на своих немецких аэродромах (воздушный флота «Рейх»), и лишь в 1945 они стали действовать как фронтовая авиация.

А еще в Германии базировались ночные истребители, которые работали только против англо-американцев. В феврале 1944 их было 568. Число истребителей на Восточном фронте в это время — около 400. Но ночные истребители стоили много дороже и делались на основе двухмоторных бомбардировщиков. Таковых в это время на Востоке было 262 штуки. То есть, к февралю 1944 количество ночных истребителей более чем вдвое превысило количество бомбардировщиков на Восточном фронте.

Лишь в 1941 году большинство немецкой авиации действовало против СССР.

На Восточном фронте количество одномоторных истребителей стабильно снижалось с 442 самолетов ноября 41-го до 339 самолетов февраля 44-го (при том, что количество одномоторных истребителей за указанный период увеличилось с 1098 до 1616).

В решающую минуту начала операций «Багратион» (22 июня 1944) 6 воздушный флот Германии, который поддерживал группу армий Центр, имел в строю лишь 40 истребителей

[257]

. В составе советских воздушных армий на этом направлении имелось около 6000 самолётов, из них более 1100 дневных и ночных бомбардировщиков и 2000 штурмовиков. Ветераны говорили, что в результате повторилась картина лета 1941 года: авиация безнаказанно разносила колонны отступающей армии. Только роли поменялись.

И где же люфтваффе? — В Нормандии…

А что с потерями?

Если в июле 1942-го на Востоке было потеряно 55,7 % от общего числа потерь за месяц, то в июле 1943 уже только 36 %. А ведь это Курская дуга. Просто параллельно ей шло сражение над Сицилией, а в небе Германии уже налетали бомбардировщики.