Если вспомнить, что дотурецкая история Балкан знала болгаро-византийские войны, то естественно было бы предположить, что в турецкой империи болгары будут ощущать себя ближе к славянам-сербам, нежели к грекам (своим былым поработителям и врагам). Но источники XV–XVI веков показывают обратную картину. Оказалось, что между болгарами и сербами возникали этнические напряжения, а между болгарами и греками — нет.

По выводу историка, отсутствие напряженности между греками и болгарами в этот период связано с тем, «что различия между этими двумя народами, закрепленные прежде всего в языке и традиционной культуре, были настолько ярко выражены, что не создавали в сознании и подсознании населения напряженности, нацеленной на защиту внешних признаков своей этнокультурной общности. В этом отношении показательна реакция населения Фракии и Македонии в сравнении с реакцией, последовавшей за ликвидацией этнополитической границы на западе болгарских земель, где в условиях беспрепятственного контакта оказались поставлены болгары и сербы — два народа, лишь незначительно отличающиеся языком, происхождением и культурой. Здесь возникла реальная угроза начала ассимиляционных процессов и, как следствие, практически мгновенная и, безусловно, спонтанная реакция населения в виде культивирования им различных внешних приемов этноразграничительной практики. Выражалось это, в частности, в том, что в деревнях представители обеих общин проявляли, по наблюдениям путешественников, особое внимание к присутствию национальных элементов во внешнем убранстве костюмов, украшений и т. п. Это позволяло иностранцам, проезжавшим район между Белградом и Софией на удивление единодушно фиксировать официально несуществующую границу между болгарскими и сербскими землями»

[726]

.

Соответственно, болгары очень не любили своих православных соседей — сербов и греков (те отвечали им взаимностью). На рубеже столетий тут шла война школ и попов: кто сможет открыть свои приходы и классы для объяснений македонцам их болгарской или сербской идентичности. Но несколько раз это культурное состязание переходило в открытые войны.

В этих войнах Российская империя не встала плечом к плечу с Болгарским царством. Она сделала выбор в пользу своих интересов: Константинополь должен быть нашим, а не болгарским или греческим. Пусть лучше он временно останется в руках слабеющей Османской империи, чем перейдет в руки к новому царству. А если это царство будет православным — России будет трудно обосновать борьбу с ним за Проливы. «Причины неудач балканской политики Петербурга были многообразны, но определяющей стала противоречивость цели, диктовавшая двойственность позиции. Для России, с одной стороны, усилие балканских государств являлось желательным, а с другой — ослабление Османской империи оказывалось приемлемым лишь до известной степени»

[727]

.

И поддерживал Петербург становление независимых от Порты балканских государств не ради их собственного блага, и не ради торжества православия или «славянского братства», а для того, чтобы ослаблять позиции Турции и Австрии в этом регионе, и тем самым укреплять свои собственные. На пути к русскому, а вовсе не греческому или болгарскому Царьграду

[728]

. Как в письме от 6 (18) января 1878 года признавал Эдуард Иванович Тотлебен, главнокомандующий Русской армией в Русско-Турецкой войне 1877–1878 годов:

«Мы вовлечены в войну мечтаниями наших панславистов и интригами англичан. Освобождение христиан из-под ига ислама — химера. Болгары живут здесь зажиточнее и счастливее, чем русские крестьяне; их задушевное желание — чтобы их освободители по возможности скорее покинули страну. Они платят турецкому правительству незначительную подать, несоразмерную с их доходами, и совершенно освобождены от воинской повинности. Турки вовсе не так дурны, как об этом умышленно прокричали: они народ честный, умеренный и трудолюбивый»

[729]

.

Все обвинители болгар в «предательстве» и «неблагодарности» забывают, что 1) Россия вполне диктаторски пробовала управлять освобожденной Болгарией и 2) Российская империя сдерживала болгар в конце 19-начале 20 века в вопросе об определении их государственных границ.

В Сербско-болгарской войне 1885 года Россия даже отозвала русских офицеров, служивших в болгарской армии. В результате болгарская армия не имела офицеров выше чина капитана, и за войной закрепилось название «Война капитанов против генералов». В 1885 году «в Петербурге не желали воссоединения болгар под управлением князя Александра Баттенбергского, явно ориентировавшегося на Австро-Венгрию и поддерживаемого Англией. Поэтому российское правительство официально предупредило Порту о недопустимости репрессивных мер, но втайне надеялось, что султан все же введет войска в Румелию и низложит князя»

[730]

.

6 ноября 1886 года дипломатические отношения между Россией и Болгарией были разорваны; посольство и консульство России были эвакуированы.

В Первой Балканской войне Россия опасалась как поражения славянского союза, так и его решительной победы. Рейхсштадтская конвенция 1876 года между императором Александром II с австрийским императором Францем Иосифом блокировала создание общеславянского государства на Балканах.

Интересы России сосредоточились вокруг вопроса о судьбе Босфора и Дарданелл. 2 ноября 1912 года министр иностранных дел России С. Д. Сазонов сообщил болгарскому посланнику Бопчеву, что Россия не позволит Болгарии захватить Константинополь. Более того — Россия заявила Антанте, что если болгарская армия возьмет Константинополь, это принудит Россию выслать в турецкую столицу весь свой Черноморский флот для недопуска болгар в Стамбул

[731]

.

«Сазонов сделал все возможное, чтобы остановить Болгарию… Он писал царю: "Наша воинская часть может способствовать предотвращению беспорядков во время отступления через Константинополь турецкой армии и в то же время служить нравственным средством давления при определении черты между Турцией и Болгарией в желательном для нас смысле"»

[732]

.

Во Второй Балканской войне России была на стороне Сербии и, значит, против Болгарии.

При этом весь 19 век Сербия вовсе не была любимицей российской политики. Лишь в 1867 году она стала более-менее свободной — когда из Сербии ушли турецкие гарнизоны. И это было одним из результатов разгрома Австрии Пруссией в 1866-м. Только тогда Россия объявила Сербию зоной своих интересов. Но через 10 лет переключилась на более близкую Болгарию. Чтобы потому эту самую Болгарию сдерживать.

Как результат — «Наибольшее озлобление против России царило среди членов Внутренней Македонско-Одринской Революционной Организации, никак не видевшей будущее Македонии в составе Сербского королевства. Российская агентура следила за планами этих горячих голов. 10 сентября 1913 г. ее заведующий отправил в Петербург сообщение, где говорилось, что «в августе сего года в с. Княжеве (в 9 километрах от Софии) состоялось тайное собрание македонского революционного комитета, где «все ораторы осудили русскую политику» в отношении Болгарии. «Некоторые из главарей, высказались за необходимость отмстить России за ее политику и настаивали на убийстве русского посланника в Сербии Гартвига и его жены, а также за отправление в Россию террористов для убийства министра иностранных дел Сазонова революционеры. Они считали, что Россия, покровительствуя Сербии и Греции, сподвигнув Румынию, привела Болгарию к разорению. «Если Россия в ближайшем будущем не изменит своей болгарофобской политике, следует в Болгарии уничтожить навсегда всякую память о России…» Газета «Народни права» подытожила результаты конфликта 1913 г.: «Поведение русского правительства в болгаро-сербском споре отняло у всего болгарского общества, в том числе у самых безоглядных русофилов, любую веру в справедливость с ее стороны по отношению к Болгарии…» Русскому болгарофильству также пришел конец. И уже через год Л. Андреев назовет болгар «торгующими во храме», а еще через год Николай II будет вынужден объявить войну Болгарии»

[733]

.